Александр Чулок: Бег с проактивной позицией

О растущем спросе на доказательность в расстановке приоритетов развития и усиливающейся потребности в технологическом прогнозировании со стороны политиков и бизнеса пишет Александр Чулок, заместитель директора Форсайт-центра ИСИЭЗ НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник Лаборатории исследований науки и технологий ИСИЭЗ НИУ ВШЭ в экспертной колонке для спецвыпуска журнала BRICS Business Magazine, приуроченного к Петербургскому международному экономическому форуму.

Спрос на доказательность в расстановке приоритетов развития заметно укрепил систему технологического прогнозирования, которая одинаково нужна и политикам, и бизнесу. Теперь опыт России может оказаться полезен другим развивающимся странам, рассчитывающим на «преимущество догоняющего».

Поиск преимуществ

Тема глобальных вызовов, уже давно и прочно присутствующая в повестке мировой научно-технической и инновационной политики, стремительно входит в российскую управленческую практику. Основная причина — поиск доказательной базы для определения приоритетов инновационного развития — связана с сокращением возможностей финансирования «широкого поля» исследований и разработок, радикальным ускорением темпов появления на рынке продуктов и услуг с новыми свойствами, обеспеченными передовыми технологическими решениями и усилением угрозы потери традиционных для отечественных компаний рыночных ниш и сегментов.

Страны БРИКС в сложившихся условиях могут воспользоваться «преимуществом догоняющего» и сформировать свою проактивную позицию. Опыт России по развитию системы технологического прогнозирования, создание которой было инициировано майским указом президента в 2012 году, представляет особый интерес для других стран альянса: ведь сами по себе идентификация и анализ глобальных вызовов столь же нетривиальны, как и определение соответствующих ответов на них.

Карта глобальных вызовов

При рассмотрении глобальных вызовов в прикладном ключе большее внимание традиционно уделяют либо научно-технологическим, либо геополитическим и демографическим аспектам. Тем не менее ряд тенденций, связанных с изменением общества, поведения потребителей, системы потребностей и предпочтений, может обернуться не меньшими вызовами, чем отставание в отдельных технологиях или зависимость от импорта.

Комплексный подход предполагает идентификацию глобальных вызовов по следующим шести направлениям: экономическим и структурным вызовам; социальным вызовам; экологическим и природно-ресурсным вызовам; политическим и институциональным вызовам; технологическим вызовам; ценностным вызовам. Перечень далеко не исчерпывающий. Например, в междисциплинарной системе мониторинга глобальных трендов НИУ ВШЭ рассматривается более 500 вызовов, а в рамках деятельности Европейской комиссии запущен специальный экспертный блог для выявления и обсуждения наиболее серьезных угроз и окон возможностей.

О базовых предпосылках

При разработке долгосрочной стратегии научно-технологического развития необходимо отталкиваться от того, что в экономической теории называется системой «базовых предпосылок», которые формируют перспективный облик мировой экономики. Эффекты от их действия во многом определят позицию страны в глобальном разделении труда. Для стран БРИКС своевременный учет этих факторов при формировании портфеля инструментов научно-технической и инновационной политики может обеспечить значимые прорывы в силу эффектов низкой базы и соответствующих трансакционных издержек. При современном уровне развития технологий иногда проще построить завод с нуля, нежели модернизировать имеющиеся мощности, с другой стороны, для ряда областей переход даже на наилучшие из существующих технологий позволяет в разы увеличить производительность. Ниже представлено семь ключевых «базовых предпосылок» экономики будущего.

1. Благодаря конвергенции технологий и распространению новых моделей проведения научных исследований современная промышленность переходит на иную парадигму, предполагающую применение передовых производственных технологий и новых материалов (например, на основе графена). Привычные рутины производства значительно трансформируются в ближайшие пять-семь лет по мере развития Индустрии 4.0 и появления «умных» фабрик, основанных на принципах «Интернета вещей» (по разным оценкам, ежедневно к сети присоединяется более 5 млн «объектов»), что кардинально поменяет структуру себестоимости. Следующий шаг — «Интернет всего». Эти сдвиги будут происходить на фоне тотальной кастомизации и персонализации: быстрой и дешевой адаптации продуктов и услуг под нужды потребителей. В одной лишь сфере здравоохранения формируются многомиллиардные рынки, основанные на технологиях персонифицированной медицины.

2. Во многом под влиянием таких платформенных горизонтальных технологий, позволяющих изменить структуру производства, происходит кардинальное изменение цепочек создания добавленной стоимости, и для многих игроков это наступает весьма внезапно: например, сейчас мы видим устранение ряда традиционных звеньев, выполняющих посредническую роль (появился даже новый термин — «уберизация экономики»). Вопрос в том, кто следующий? Само понятие рынка претерпевает серьезные трансформации: мы уже не можем говорить изолированно о секторе экономики в традиционном понимании ни в отношении агропромышленного комплекса, который к 2030 году станет практически независим от сельских территорий, ни для энергетики, транспорта или даже космоса, где новации последнего десятилетия «накопленным итогом» могут произвести поистине масштабную революцию.

3. Мы движемся от «экономики знаний» к «экономике действий», в которой возрастает роль компаний – системных интеграторов, решающих проблему «под ключ» благодаря быстрой «сборке» решения из наилучших доступных технологий и адаптации под форматы спроса. Такие «постановщики задач», ориентирующиеся на долгосрочное видение облика экономики, крайне важны, и здесь ключевой вопрос – это своевременная идентификация потребностей и, по возможности, их формирование. Для России в связи с этим возникает дополнительный вызов: есть ли у нас достаточно лидеров, способных возглавить бизнесы будущего? Интересную картину представляют данные Мониторинга инновационного поведения населения, проводимого Институтом статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ уже более семи лет: 9,6% наших граждан можно отнести к «домашним» инноваторам, что прилично смотрится даже на фоне европейских стран (в Великобритании — 6,1%, США — 5,2%, Японии — 3,7%), однако этот потенциал практически не используется: доля инновационно-активных организаций у нас десятилетиями остается на весьма скромном уровне (9,9% организаций в 2014 году против 66,9% в Германии, 50,3% в Великобритании и 48,5% в Японии).

4. Невосприимчивость к инновациям в совокупности с действием так называемого qwerty-эффекта (зависимость от выбранного пути, эффект колеи) может захлопнуть институциональную ловушку для традиционных бизнесов в связи с тем, что многие факторы, которые в последние десятилетия считались «условно постоянными», начинают оказывать все большее влияние на функцию производства. Речь идет, например, о воздействии изменения климата, инфраструктурных преобразованиях, социокультурных трансформациях.

5. Суверенитет потребителя, доминировавший на протяжении второй половины ХХ века, может оказать существенное влияние на скорость распространения новых продуктов и технологий в экономике. Неготовность общества воспринять инновации, противостояние нововведениям резко снижают возможности для быстрого разворачивания перспективных бизнес-проектов. По данным специализированного опроса общественного мнения в России, проведенного НИУ ВШЭ в ноябре 2015 года в рамках Мониторинга инновационного поведения населения по репрезентативной выборке из 1670 респондентов, около половины из них готовы к тому, чтобы воспользоваться товарами из будущего (см. схему «Уровень социального спроса на перспективные продукты и услуги»). Вопрос в том, кто будет производителем и главным получателем дохода от их продажи.

6. Под воздействием технологических трендов, безусловно, произойдут значительные изменения в структуре занятости населения. Замена рутинного человеческого труда машинным, скорее всего, произойдет в ключевых производственных бизнес-процессах уже в ближайшее время. Очевидно, что многие профессии окажутся ненужными. Речь идет, в том числе, об «умных» фабриках, «умном» городе с «интеллектуальными» транспортной и энергетической системами. Для большинства развитых стран, и для России особенно, во весь рост встанет вопрос социальной безопасности (например, в моногородах). В дальнейшем эта проблема может коснуться и высококвалифицированных специалистов — сейчас активно формируется класс «интеллектуальных» систем проектирования, работающих «за гранью интуиции генерального конструктора». Для того чтобы парировать этот вызов, следует выстраивать профили компетенций, которые позволят быть конкурентоспособными в быстро меняющихся условиях.

7. Необходимо формировать новую модель образования с использованием передовых образовательных технологий; переходить к концепции «предпринимательского университета», совмещающего обучение, науку и бизнес; развивать спрос со стороны конечных потребителей в рамках концепции обучения в течение всей жизни. Точка отсчета для этих тенденций — понимание будущего облика экономики, соответствующей структуры рынков и источников конкурентоспособности компаний, которые, в свою очередь, будут предъявлять спрос на знания и компетенции для достижения и удержания значимых рыночных позиций.

Странам БРИКС, и России в их числе, предстоит решить двуединую задачу: повысить эффективность существующих секторов экономики и создать новые. Вопрос, смогут ли ныне используемые инструменты и инициативы научно-технической и инновационной политики обеспечить реализацию позитивного сценария, остается открытым.

Ответы политики на глобальные вызовы

Усложнение сферы исследований и разработок, сокращение времени на принятие решений и усиление «мультипликатора» негативных эффектов от ошибочно выбранных приоритетов привели к росту спроса на доказательность в научно-технической и инновационной политике (Evidence-Based STI Policy в терминологии ОЭСР). Среди наиболее важных принципов этой концепции:

• предоставление научно обоснованных и прозрачных доказательств эффективности предлагаемых мер и инструментов;
• описание возможных эффектов (последствий) от принятия соответствующих решений (ответ на вопрос «что будет, если…»);
• детальная характеристика («паспортизация») приоритетов;
• интеллектуальный анализ «джокеров» – событий с низкой вероятностью наступления, но с высокими потенциальными эффектами (часто негативными) и «слабых сигналов», предшествующих их проявлению;
• глубинная интеграция в систему принятия решений на уровне каждодневных практик;
• наличие интерактивной системы оценки принятых решений, обратной связи.

Реализовать данные принципы на практике стало возможным благодаря серьезному развитию инструментария научно-технологического прогнозирования, во многом за счет инструментов классического форсайта, включая: комбинацию количественных и качественных методов; применение междисциплинарного анализа; работу с большими данными; идентификацию всех ключевых игроков и их постоянное вовлечение в работу; использование сетевого принципа взаимодействия с экспертами и формирование сетей отраслевых центров прогнозирования.

Таким образом, можно говорить, что ключевые элементы национальной системы прогнозирования созданы, однако этого явно недостаточно для ее функционирования в «полном масштабе». Одна из значимых проблем, которую отмечают многие зарубежные эксперты по прогнозированию, – сохранение преемственности, или «институциональной» памяти проектов. К сожалению, часто новая команда начинает разработку стратегических документов с чистого листа. Одним из примеров успешной преемственности и поступательного развития может служить история прогнозов научно-технологического развития Российской Федерации на долгосрочный период: первый, пионерный для современной России, проект был разработан около десяти лет назад. В соответствии с 172-ФЗ разработка этого стратегического документа должна происходить каждые шесть лет, а корректировка — каждые три года.

При формировании прогнозов удалось совместить две полярные школы прогнозирования: моделирование с опорой на библиометрический и патентный анализ, семантические методы работы с большими данными и учет экспертного мнения в рамках специализированных опросов по методу Дельфи, углубленных интервью и фокус-групп.

Возможности и ограничения

Может ли российская практика научно-технологического прогнозирования быть полезна странам БРИКС? Ряд подходов, связанных с идентификацией вызовов и окон возможностей, интеграцией в документы стратегического планирования, разворачиванием сети отраслевых центров прогнозирования, вызывали живой интерес у коллег, занимающихся соответствующими исследованиями. Однако необходимо понимать, что даже самая удачная практика не может быть напрямую скопирована и применена в другой стране в силу различий институциональной среды, управленческих практик, экономических особенностей. В этих условиях гораздо важнее формирование устойчивых коммуникационных связей, сетей, объединяющих лиц, принимающих решения, и экспертов по отдельным областям в работе по формированию будущего.

Примером такого сетевого взаимодействия может стать международная сеть форсайт-центров, создание которой было инициировано в 2015 году на базе ведущих мировых центров научно-технологического прогнозирования, включая бразильский Центр стратегических исследований и управления в области науки, технологий и инноваций (CGEE) и Международный Форсайт-центр ИСИЭЗ НИУ ВШЭ. Задача этой сети — не только совершенствовать методологию и подходы, но и участвовать в формировании общей стратегической повестки развития науки и технологий.

Статья основывается на материалах: Прогноз научно-технологического развития России: 2030. М.: Министерство образования и науки Российской Федерации, НИУ ВШЭ, 2014; Глобальные технологические тренды. М.: НИУ ВШЭ, 2016; Мониторинг инновационного поведения населения, НИУ ВШЭ, 2014–2015; Индикаторы инновационной деятельности: 2016. Статистический сборник. М.: НИУ ВШЭ, 2016.

Источник: BRICS Business Magazine №3(14)